Девиз по жизни: "пиздец конечно, но погнали".
..это из моих старых зарисовок, здесь еще не жило.
ЦиркИллюзионист окинул взглядом зал, и опять на сердце заскребли кошки…
Никто из этих людей не поймет. Не поймет ткача иллюзий и снов. Не поймет суть его ремесла, не оценит труд, не сможет… Глупые люди… Они думают, что каждая иллюзия это фокус, что каждая иллюзия это всего лишь отточенные действия, которым при желании может научиться каждый. С другой стороны, они не виноваты в том что многие поколения иллюзионистов, старались скрыться, и сделали из этого отвратительного, жестокого шоу, всего лишь представление, над которым можно посмеяться… Сегодня был не день сказок, сегодня был день иллюзии, сегодня его братья приносили жертву ради силы, и иллюзионист играл здесь и сейчас отведенную ему роль, роль которую за долгие годы он успел возненавидеть. Он уже не чувствовал страха как в первый раз, он уже ничего не чувствовал.
На сцене появилась его очередная жертва, его очередная ассистентка. Молодая девчушка, только из циркового училища. Жаль. Очень жаль…
Люди смотрели интересное и захватывающее шоу. Сегодня иллюзионист распиливал девушку пополам, она улыбалась, махала рукой, и с улыбкой на лице покинула сцену. Но он, видел правду. Он слышал крики боли, видел ужас в глазах, видел технический персонал судорожно убирающий сцену, пока на нее не вышли клоуны, а в руке его все еще была окровавленная пила. Зато теперь дрессировщику не будет страшно засунуть голову в пасть ко льву, а воздушная акробатка не упадет на арену, не дотянувшись всего пары сантиметров до рук партнера… Грязная работа. Но силы больше от боли и ужаса, а не от смеха и улыбок.
СонМонотонный звук разбивающихся о гранитную плиту капель, сводит с ума. Вот уж два месяц как, каждую ночь один и тот же сон. Чертова непроглядная темень, столь густая, что создавалось ощущение, вот возьми, разведи руки, и сможешь схватить за хвост саму черную бездну, и монотонный звук разбивающихся о гранит капель. Порой, когда казалось, что еще чуть-чуть, еще одна такая ночь, когда мучительно не спишь, ворочаешься с бока на бок, и все же под утро проваливаешься в кошмар. Когда кажется, что осталась всего одна капля до безумия, кто-то наверху тихо посмеивается, и позволяет прочувствовать чуть больше, продлевая агонию. То, позволяя слуху уловить едва различимый гул, за который усталое сознание хватается, как за последнюю соломинку. Или издеваясь более изощренно, позволяя обонянию почуять едва уловимый запах. Тот запах, который один раз учуяв, никогда в жизни ни с чем не перепутаешь. Запах крови.
Изо дня в день, жить, боясь ночи. Из ночи в ночь, бороться со сном, который стремится свести с ума. Потому что Надежда, быть может, и убивает Веру и Любовь. Но если умирает Надежда, она сводит тебя с ума и губит саму душу, не оставляя ничего, кроме бесконечного звука капель разбивающихся о гранитный пол, и эфемерного привкуса крови на губах.
Без названияУсталый, больной город, едва дышал. Палящее солнце жадно ласкало асфальт, плавящийся под его напором. Машины были больше похожи на кремационные печи, а люди уже привычно исполняли свои обязанности плавящихся кусков сала.
Когда ты себя чувствуешь ведьмой на костре инквизиции, единственное твое желание либо поскорее издохнуть, ну или таки получить глоток воды, продлевающий твою агонию.
Говорят, есть такой дядька, Богом зовут. Так вот, наверное, этот чертов мир, его маленькая лаборатория, с небольшим количеством подопытных крыс, а эмоции и чувства это самые страшные вирусы, какие он только смог придумать. Что ж остается кроме как экспериментировать с дозировкой? Кому-то выдадим чуть-чуть, что б едва отличался от амебы, кому-то взвесим по граммам, а кому-то насыпать щедро и с горкой. Да так, что б искры из глаз сыпались при каждом вздохе.
Что такое эффект сковороды мегаполиса по сравнению с внутренним огнем. Тем самым, что сжигает изнутри, когда сердце практически шкварчит в своем собственном соку, в лучшей на свете утятнице под названием грудная клетка. Клетка для вольной птицы. Прикосновение, от силы внутреннего накала, заставляет вспыхивать листы бумаги, порождая пожар, который отражаясь в чужих глазах, превращается в неуправляемый вулкан, уничтожающий все на своем пути нескончаемым потоком лавы истинных и чистых эмоций. Лишь глаза амеб не способны заразиться этим вирусом, остальные же превращаются в свечки, от которых остается лишь небольшой огарок опустошенных душ. Приправьте это сверху болью, которая разъедает центральную нервную систему подобно старой доброй щелочи на влажное тело. И вы получите небольшой факел оголенных нервов с предельно высокой степенью электрического напряжения, которая бьет по всему, что находится в зоне досягаемости.
Солнце катится к закату, и даже в самую лютую жару, под утро чуется благостная прохлада… Для этого мира, но не для бедных измученных подопытных крыс. День будет сменять ночь, лето будет сменять осень, годы будут идти, время течь, бесконечно, все это бесконечно и прекрасно. И лишь крысы, измученные своими болезнями рано или поздно станут всего лишь удобрением, еще одним питательным элементом в цепочке жизни, бесконечно прекрасной, и чудовищно жестокой.
КлоунВечная вежливая улыбка на лице, извечный безупречный вид на работе. Выкинь что-нибудь нестандартное, и… А впрочем, всем хорошо известно, что с тобой сделает это «общество», если ты отличаешь от него хоть на йоту. Подгрести под одну гребенку, сделать серой массой, а не согласен, так это болезнь, ее лечить нужно. На все один ответ, извечный и простой как сама жизнь, белые вороны, долго не живут.
Иногда устаешь, смертельно, до одури, до крика. Тогда начинается поиск, поиск того, как бы разгрузиться… У всех свои способы расслабляться. Что поделаешь, если я своим способом выбрала Клоунаду. Да это мое хобби, да это мой досуг. Прийти, нанести грим на лицо, надеть разноцветную хламиду, или наоборот черный костюм, и в соответствии настроению, либо рыдать пипеточными слезами, или играть в безмолвного мима, выдавая свои собственные эмоции за фальшивку и подделку.
Уличный актер, шут на службе у господ. В тебя тыкают пальцами, над тобой смеются дети, тебя задирают прохожие мальчишки. Вода. Все это вода. Важно другое, то, что разглядят лишь единицы. То, что грим поделен на три части настоящими слезами, что безумие смеха, исходит от безысходности, что сам твой смех, по сути, смех над всем этим миром, над «офисным планктоном», над «великими мыслителями» современности. Твои гримасы неудовольствия, это лишь желание в очередной раз обратить внимание «думающих» на смехотворность этого мира, и смехотворность самих людей. Они кричат, жестикулируют, плачут, смеются, и все это по четко выработанной схеме миропонимания и мироощущения, общей для всех, для всего этого гребаного мира, для всей этой серой массы.
Смейтесь над клоуном! Тычьте пальцами! Хохочите до боли в животах! Клоун с удовольствием покажет драматическую пантомиму на вашей могиле.
ЦиркИллюзионист окинул взглядом зал, и опять на сердце заскребли кошки…
Никто из этих людей не поймет. Не поймет ткача иллюзий и снов. Не поймет суть его ремесла, не оценит труд, не сможет… Глупые люди… Они думают, что каждая иллюзия это фокус, что каждая иллюзия это всего лишь отточенные действия, которым при желании может научиться каждый. С другой стороны, они не виноваты в том что многие поколения иллюзионистов, старались скрыться, и сделали из этого отвратительного, жестокого шоу, всего лишь представление, над которым можно посмеяться… Сегодня был не день сказок, сегодня был день иллюзии, сегодня его братья приносили жертву ради силы, и иллюзионист играл здесь и сейчас отведенную ему роль, роль которую за долгие годы он успел возненавидеть. Он уже не чувствовал страха как в первый раз, он уже ничего не чувствовал.
На сцене появилась его очередная жертва, его очередная ассистентка. Молодая девчушка, только из циркового училища. Жаль. Очень жаль…
Люди смотрели интересное и захватывающее шоу. Сегодня иллюзионист распиливал девушку пополам, она улыбалась, махала рукой, и с улыбкой на лице покинула сцену. Но он, видел правду. Он слышал крики боли, видел ужас в глазах, видел технический персонал судорожно убирающий сцену, пока на нее не вышли клоуны, а в руке его все еще была окровавленная пила. Зато теперь дрессировщику не будет страшно засунуть голову в пасть ко льву, а воздушная акробатка не упадет на арену, не дотянувшись всего пары сантиметров до рук партнера… Грязная работа. Но силы больше от боли и ужаса, а не от смеха и улыбок.
СонМонотонный звук разбивающихся о гранитную плиту капель, сводит с ума. Вот уж два месяц как, каждую ночь один и тот же сон. Чертова непроглядная темень, столь густая, что создавалось ощущение, вот возьми, разведи руки, и сможешь схватить за хвост саму черную бездну, и монотонный звук разбивающихся о гранит капель. Порой, когда казалось, что еще чуть-чуть, еще одна такая ночь, когда мучительно не спишь, ворочаешься с бока на бок, и все же под утро проваливаешься в кошмар. Когда кажется, что осталась всего одна капля до безумия, кто-то наверху тихо посмеивается, и позволяет прочувствовать чуть больше, продлевая агонию. То, позволяя слуху уловить едва различимый гул, за который усталое сознание хватается, как за последнюю соломинку. Или издеваясь более изощренно, позволяя обонянию почуять едва уловимый запах. Тот запах, который один раз учуяв, никогда в жизни ни с чем не перепутаешь. Запах крови.
Изо дня в день, жить, боясь ночи. Из ночи в ночь, бороться со сном, который стремится свести с ума. Потому что Надежда, быть может, и убивает Веру и Любовь. Но если умирает Надежда, она сводит тебя с ума и губит саму душу, не оставляя ничего, кроме бесконечного звука капель разбивающихся о гранитный пол, и эфемерного привкуса крови на губах.
Без названияУсталый, больной город, едва дышал. Палящее солнце жадно ласкало асфальт, плавящийся под его напором. Машины были больше похожи на кремационные печи, а люди уже привычно исполняли свои обязанности плавящихся кусков сала.
Когда ты себя чувствуешь ведьмой на костре инквизиции, единственное твое желание либо поскорее издохнуть, ну или таки получить глоток воды, продлевающий твою агонию.
Говорят, есть такой дядька, Богом зовут. Так вот, наверное, этот чертов мир, его маленькая лаборатория, с небольшим количеством подопытных крыс, а эмоции и чувства это самые страшные вирусы, какие он только смог придумать. Что ж остается кроме как экспериментировать с дозировкой? Кому-то выдадим чуть-чуть, что б едва отличался от амебы, кому-то взвесим по граммам, а кому-то насыпать щедро и с горкой. Да так, что б искры из глаз сыпались при каждом вздохе.
Что такое эффект сковороды мегаполиса по сравнению с внутренним огнем. Тем самым, что сжигает изнутри, когда сердце практически шкварчит в своем собственном соку, в лучшей на свете утятнице под названием грудная клетка. Клетка для вольной птицы. Прикосновение, от силы внутреннего накала, заставляет вспыхивать листы бумаги, порождая пожар, который отражаясь в чужих глазах, превращается в неуправляемый вулкан, уничтожающий все на своем пути нескончаемым потоком лавы истинных и чистых эмоций. Лишь глаза амеб не способны заразиться этим вирусом, остальные же превращаются в свечки, от которых остается лишь небольшой огарок опустошенных душ. Приправьте это сверху болью, которая разъедает центральную нервную систему подобно старой доброй щелочи на влажное тело. И вы получите небольшой факел оголенных нервов с предельно высокой степенью электрического напряжения, которая бьет по всему, что находится в зоне досягаемости.
Солнце катится к закату, и даже в самую лютую жару, под утро чуется благостная прохлада… Для этого мира, но не для бедных измученных подопытных крыс. День будет сменять ночь, лето будет сменять осень, годы будут идти, время течь, бесконечно, все это бесконечно и прекрасно. И лишь крысы, измученные своими болезнями рано или поздно станут всего лишь удобрением, еще одним питательным элементом в цепочке жизни, бесконечно прекрасной, и чудовищно жестокой.
КлоунВечная вежливая улыбка на лице, извечный безупречный вид на работе. Выкинь что-нибудь нестандартное, и… А впрочем, всем хорошо известно, что с тобой сделает это «общество», если ты отличаешь от него хоть на йоту. Подгрести под одну гребенку, сделать серой массой, а не согласен, так это болезнь, ее лечить нужно. На все один ответ, извечный и простой как сама жизнь, белые вороны, долго не живут.
Иногда устаешь, смертельно, до одури, до крика. Тогда начинается поиск, поиск того, как бы разгрузиться… У всех свои способы расслабляться. Что поделаешь, если я своим способом выбрала Клоунаду. Да это мое хобби, да это мой досуг. Прийти, нанести грим на лицо, надеть разноцветную хламиду, или наоборот черный костюм, и в соответствии настроению, либо рыдать пипеточными слезами, или играть в безмолвного мима, выдавая свои собственные эмоции за фальшивку и подделку.
Уличный актер, шут на службе у господ. В тебя тыкают пальцами, над тобой смеются дети, тебя задирают прохожие мальчишки. Вода. Все это вода. Важно другое, то, что разглядят лишь единицы. То, что грим поделен на три части настоящими слезами, что безумие смеха, исходит от безысходности, что сам твой смех, по сути, смех над всем этим миром, над «офисным планктоном», над «великими мыслителями» современности. Твои гримасы неудовольствия, это лишь желание в очередной раз обратить внимание «думающих» на смехотворность этого мира, и смехотворность самих людей. Они кричат, жестикулируют, плачут, смеются, и все это по четко выработанной схеме миропонимания и мироощущения, общей для всех, для всего этого гребаного мира, для всей этой серой массы.
Смейтесь над клоуном! Тычьте пальцами! Хохочите до боли в животах! Клоун с удовольствием покажет драматическую пантомиму на вашей могиле.